По статистике до 59 % врачей в разных странах страдают от эмоционального выгорания¹. С началом пандемии эта цифра только растет.

Как проявляется профессиональное выгорание у врачей? Это три основных переживания: эмоциональное истощение и ощущение бессилия, деперсонализация и проявление цинизма по отношению к коллегам и пациентам, редукция (занижение) профессиональных достижений и потеря мотивации². Выгорание опасно как для медиков, так и для их пациентов. Мы узнали у трех врачей, почему они любят свою работу, какую профилактику стресса и выгорания выбирают и как борются с состоянием апатии.

Тимур Сабиров
Врач-терапевт, отделение медицинской помощи на дому, Москва

Работает на неполную ставку, чтоб сохранить силы и ресурсы

Еще во время учебы в меде я понял, что рутина доводит меня до эмоционального истощения. Выгорание началось в ординатуре, когда врачи скидывали на нас всю бумажную работу. Появилось стойкое чувство нереализованности. Плюс нужно было сдавать бесконечные зачеты. На восьмой год такой жизни я сильно устал. Даже думал уйти из профессии, но тут грянул ковид и нам предложили поработать в счет ординатуры. Появилась зарплата, новый опыт, и это дало мне сил.

Я почти год работаю врачом после ординатуры. Мне нравится относительная свобода в работе и сам процесс установления диагноза, когда анализируешь все мелочи, пытаешься связать какие-то детали, понять общую картину. Как будто играешь в Шерлока Холмса или, скорее, в доктора Хауса.

Сейчас я гораздо меньше ощущаю выгорание, чем в ординатуре. Езжу по вызовам, а не сижу в кабинете. Да, у меня не полная ставка (я сам решил снизить нагрузку), денег меньше, но зато работа не ощущается как день сурка.

Выходит около 11–12 смен в месяц по 12 часов. В отличие от коллег, работающих весь месяц, у меня есть время на себя, и это поддерживает ресурс.

Во время первой волны COVID-19 весной 2020 года я очень много работал. Бывало, уходил из поликлиники после полуночи, хотя рабочий день у нас до девяти вечера. В смену могло быть по 30–37 вызовов! В какой-то момент нас пожалели и некоторые звонки переносили на следующий день. Сейчас вызовов меньше в два-три раза, работа более размеренная и спокойная.

Безусловно, во врачебной среде есть цинизм, много шуток про смерть, инвалидность и болезни. Как будто это искусственно подавленное чувство сострадания. Иначе легко выгореть. Цинизм для нас — защитная реакция, помогает отвлечься и пережить нездоровую атмосферу.

Александр Елонаков
Врач-ревматолог, Москва

Следит за достижениями медицинской науки, чтобы поддерживать мотивацию

Стать врачом было целью всей жизни. Поступить в университет с первого раза у меня, мальчика из деревни, не получилось. Сначала закончил медицинское училище. Мне до сих пор снятся кошмары, в которых снова и снова надо поступать в медвуз.

Будучи студентом, я воображал, что врач — это волшебник, который может помочь людям в мучениях. Во многом это совпало с реальностью. Я рад наблюдать развитие науки и пользоваться современными медицинскими благами. Это поддерживает удовольствие от выбранной профессии.

При этом многие врачи, которые работают на качество, уходят в частный сектор. Я, например, не исключение. Долго переживал, да и до сих пор расстроен, что пришлось уйти в частную клинику. Если бы продолжал работать в государственной больнице, то ко мне на прием смогло бы попасть больше людей. Как и у всех, были моменты, когда думал уйти из профессии. Останавливает всегда одно: я больше ничего, кроме как лечить суставы, не умею.

Моменты, описываемые как выгорание, обычно возникают у меня после необоснованной претензии пациента, невнимания руководства клиники или чаще от отсутствия желания усовершенствовать процессы, а тем более при подозрении на несправедливость выплат.

Но вообще я очень люблю свою специальность, да и работу, горжусь ею.

Как и человек любой профессии, врач сначала активен, инициативен и полон идей, а потом, когда это не находит отклика или кончаются силы, случается выгорание. Кто-то начинает выпивать, кто-то употреблять психоактивные вещества. Это все небезопасные способы ухода от реальности. Считаю, что лучше всего в таком состоянии отвлечься любовью, едой, спортом, хобби. Очень важно знать способы, которые помогут именно тебе предотвратить выгорание или справиться с ним, если оно случилось. Меня спасает физическая активность, наличие жизненных планов (профессиональных, просветительских, организационных), а главное, благодарность пациентов.

Ирина Васильева
Врач скорой медицинской помощи, Екатеринбург
Имя изменено по просьбе героини

Перешла работать на скорую, потому что там не скучно

Я работаю врачом с 1999 года, была участковым терапевтом в поликлинике, анестезиологом-реаниматологом в реанимационном отделении больницы, совмещала со скорой. С 2007 года осталась только на скорой. Кроме этого преподаю в медицинском колледже.

Мне до сих пор нравится ездить на вызовы. Каждый пациент — это сложная история и урок, заданный жизнью лично тебе, с домашним заданием, размышлениями и выводами. Даже в стационаре нет такого близкого взаимодействия с пациентом, как на скорой. В поликлинике скучно, там «хронь» (неизлечимые заболевания) и тоска. А на скорой ты в курсе всех новостей: кто упал с моста, где пожар, взрыв в шахте, инфаркт у мэра, похмелье у депутата, — при этом не знаешь, что будет через пять минут. Можно оказаться в подвале у бездомного, через полчаса в кабинете мэра, а через час увидеть себя в новостях и соцсетях.

Так что я люблю свою работу, хотя есть и моральная усталость. Тяжело видеть умирающих онкобольных, например. Бывают моменты, когда опускаются руки.

Я чувствительна к критике, и мне тяжело принимать свои и чужие ошибки. Например, когда парню с сахарным диабетом скорая поставила диагноз ОРВИ, а он погиб, потому что это была пневмония.

У меня таких случаев было мало, но я помню каждый из них.

Главная демотивация в работе для меня — когда выворачиваешься наизнанку, а начальство говорит, что мало стараешься. Мой муж, который работает на скорой в той же больнице, что и я, не получил даже самой простой грамоты ни к одному празднику из-за личной неприязни нашей начальницы. Я помню, как обидно было, когда всем врачам выдали награды к юбилею больницы, кроме меня. Начальница, ухмыльнувшись, тогда сказала в спину, что, мол, мало старалась. Обидно.

За 20 лет работы я ни разу не ездила на конференцию или учебу по инициативе начальства. Все организовывала сама. Для меня это было очень дорого, еще и пришлось выпрашивать отпуск за свой счет. По молодости лет на пике энтузиазма я пыталась получить категорию, но все подходы на эту тему были тупиковыми, я не нашла отклик [главный врач и отдел кадров должны утвердить или отклонить отчет о работе, который нужен для получения категории. — Прим. ред.].

Лучший способ борьбы с выгоранием — профессионализм, многочасовая практика, когда ты в любой ситуации способен поступить достойно. При этом нельзя перерабатывать.

Я почувствовала выгорание после полугода работы в режиме сутки через сутки в период пандемии.

При этом мне нравится работать врачом. Меня впечатляет и вдохновляет эффективность лечения, когда видишь результат после сложного квеста с диагнозом и подбором терапии. К тому же мы, врачи, самые информированные в плане здоровья люди. Мы избавлены от неопределенности — главной причины страха при болезни. И у врачей достаточно приличный уровень жизни. Мой доход выше среднего по городу, не приходится заниматься тяжелым физическим трудом. Я в своей профессии как рыба в воде.

Любовь к профессии — то, что иногда возвращает к работе врачей, ушедших из медицины из-за усталости или по другим причинам. Трое коллег рассказали о своем опыте. Читайте в материале «Я очень благодарен тому периоду, когда уходил из медицины».

А справляться со стрессом на работе помогают, между прочим, знания принципов коммуникации. Об этом пишет психолог Зоя Ускова в статье «Врач-громоотвод, или пять трудных случаев коммуникации с пациентами и их родственниками».

Список рекомендуемых материалов по теме